Пенсионная реформа катится в дыру

Вот и прошла валоризация пенсий, о которой так много и радостно говорили наши власти. Можно подводить итоги. Довольны ли пенсионеры — это вопрос к ним. А член думского Комитета по бюджету и налогам Оксана ДМИТРИЕВА (“СР”) по-прежнему считает, что новшества не делают нашу пенсионную систему менее порочной и более справедливой. И если ничего не менять, то у тех, кто пойдет на пенсию лет через 20—30, шансов на достойное существование в старости мало.

— Удалась валоризация?  

— Гора родила мышь. Я думаю, худшего способа распределить 1 трлн 700 млрд. рублей (в такую сумму обойдутся федеральному бюджету все запланированные повышения) придумать невозможно — так, чтобы все были недовольны.  

По оценкам правительства и Пенсионного фонда, в среднем валоризация дала прибавку к пенсии около 1 тысячи рублей: на 31 декабря средняя пенсия по стране была 6300 рублей, сейчас выросла до 7300. К концу года, после всех индексаций, обещают, что средняя пенсия составит 8100 рублей. Но повышение с 6300 до 8100 все равно никак не дает обещанного роста в 45%. Это первое. Второе — в большинстве регионов прибавка была полностью съедена ростом тарифов на ЖКХ и повышением платы за проезд. Кроме того, валоризация дискриминировала тех, у кого есть т.н. нестраховые периоды (учеба в вузах и техникумах, уход за ребенком, инвалидом первой группы или ребенком-инвалидом), потому что они не учитываются в стаже при расчете валоризации. И тех, у кого была высокая зарплата, — потому что она тоже не учитывается. Ожидания очень многих оказались обмануты.  

 — Но кроме переоценки советского стажа и стажа до 2002 года новый пенсионный закон предусматривает доведение пенсий до регионального прожиточного минимума...  

— Казалось бы, хорошо и правильно. Но, согласно официальным данным, прибавку таким образом получили 2,5 млн. человек, что примерно равно численности получателей социальных пенсий. Тем самым оказалась девальвирована инвалидность — потому что некоторые инвалиды по факту получают сейчас столько же, сколько человек, который вообще никогда нигде не работал. Например, уголовник с большим лагерным стажем.  

К тому же эта реформа во многих регионах совпала с активизацией реформы по монетизации льгот по ЖКХ. Компенсации за утрату льгот по оплате жилищно-коммунальных услуг иногда перечисляются с опозданием на несколько месяцев. В разных регионах используются разные методики определения величины компенсации, и они часто оказываются меньше, чем были бы скидки по платежам. Местные власти говорят, что на денежные компенсации тратится столько же средств, сколько в прошлом году тратилось на натуральные льготы, но тарифы-то с тех пор серьезно поднялись! В любом случае, если раньше это была скидка и при расчете доходов для оценки прожиточного минимума она не учитывалась, то теперь учитывается...  

— Что сразу увеличивает совокупный доход, ключевой показатель при определении права на субсидию по ЖКХ, и выводит пенсионера из категории малоимущего?  

— Да, все это плюсуется и сравнивается с прожиточным минимумом не только для предоставления жилищных субсидий, но и для доплаты по пенсиям до прожиточного минимума. Тем самым сразу убиваются два зайца: существенно сокращается число получателей доплаты к пенсии до прожиточного минимума, а тот, кто такую доплату получит, может лишиться жилищных субсидий.

Печальный пример Чили

— Достижима ли заветная мечта последних лет — пенсия в 40% от среднего заработка по стране?  

— На январь средняя пенсия составляет 36—38% средней зарплаты по стране. В прошлом году этот показатель, коэффициент замещения, был равен 28,7%. Рост налицо. Но январь — традиционно месяц с небольшим количеством рабочих дней и небольшими зарплатами, к тому же никаких механизмов, гарантирующих то, что пенсия будет поспевать за ростом средней зарплаты, в законе не заложено.  

Считать систему сбалансированной нельзя. Страховой взнос повышен для тех, кто получает низкие и средние по размеру зарплаты с 2011 года — до 34%, а с зарплат свыше 415 тысяч в год (около 34,6 тысячи в месяц) ничего не платится вообще. Это не стимулирует повышение зарплат основной категории работников, зато стимулирует повышение зарплат высшему менеджменту, а у нас и так кое-где десяток топ-менеджеров получает столько же, сколько все остальные работники предприятия. Кроме того, в худшем положении оказываются обрабатывающая промышленность, инновационный бизнес — те трудоемкие отрасли, где велика доля фонда оплаты труда. Зато в выигрыше опять же нефтянка и финансовый сектор: там высокий уровень оплаты труда и высокая дифференциация зарплат... В целом по стране из-под налогообложения выводится до 30% фонда оплаты труда, и дискриминируется та часть экономики, которую нужно стимулировать.  

— Может, хотя бы будущие пенсионеры поживут не в пример нынешним — ведь у них будет еще и накопительная пенсия?  

— В России уже 8 лет длится бесконечная пенсионная реформа. 6 лет, как накопительная часть инвестируется. И что в результате? Средняя доходность за год от инвестирования накопительной части пенсий Внешэкономбанком (он распоряжается деньгами “молчунов”, доверивших управление накоплениями государству) — 5,8%. У частных управляющих компаний — 4,7% в год в среднем. А среднегодовая инфляция в те же 6 лет — около 11%. При этом страховая часть пенсии ежегодно индексировалась на 18% в среднем, а зарплата росла в среднем на 22% ежегодно. То есть, даже существенно отставая от темпов роста зарплаты, индексация страховой части все равно была значительно выше, чем доходность от вложения пенсионных накоплений, которые очевидно обесцениваются!  

В результате — абсурд. Судите сами. Переход на накопительную пенсию в России начался в 2002 году. Что это дало тем, кто имеет накопительный элемент? Возьмем двоих: одного 1966 года рождения, выключенного из накопительной системы, все страховые взносы с зарплаты которого идут в распределительный котел, а другого — 1967 года рождения, который отчисления в накопительную часть пенсии делает (сейчас — 6% страховых взносов). Если эти двое, допустим, вышли бы сейчас на пенсию, при всех прочих равных (стаж, зарплата) тот, у кого есть накопительная пенсия, будет получать на 156 рублей меньше, чем его более старший коллега, у которого такой накопительной части нет.  

— Но на пенсию граждане 1967 года рождения все же пойдут не сейчас, а лет через 15—20. Может быть, они еще мало накопили, и в перспективе все выглядит не так страшно?  

— У нас есть пример других стран. Например, Чили, где после смены режима стали доступны данные о пенсионной реформе, заключавшейся в переходе к накопительной системе, которую так нам рекламировали. И выяснилось, что уже сейчас у них пенсии распределительные больше, чем пенсии накопительные. То есть почти через 30 лет после введения накопительной пенсионной системы — та же картина, что у нас после 6 лет ее функционирования.  

Более того: проведенное нами исследование и математические расчеты показывают, что даже при длительном периоде накопления (40 лет), периоде дожития (19 лет, как у нас) и снижении численности работающих по отношению к пенсионерам полностью накопительная система оказывается более эффективной, чем распределительная, лишь при наличии нескольких условий: обеспечении доходности от вложения накоплений не ниже темпов роста ВВП и нулевых расходов на функционирование самой пенсионной системы. Но это — идеальный случай, который невозможен.

Как закрыть дыры?

— Что, и во всех других странах, избравших смешанную систему, столь плачевные результаты, как у нас?  

— В разных странах есть разные нюансы. Разная эффективность управления пенсионной системой. Мы же умудрились закрепить в законодательстве и худшие черты распределительной системы (например, уравниловку), и худшие черты системы накопительной.  

— Значит, и у нынешних 20-летних, начинающих отчислять в государственную накопительную систему, нет шансов через 40 лет получать пенсию существенно больше, чем они получили бы при чисто распределительной системе?  

— Да. Хотя бы потому, что нулевых расходов на обеспечение накопительной системы не бывает, а доходность по пенсионным накоплениям существенно ниже, чем темп роста ВВП, — как показал опыт. В Чили, к примеру, расходы на накопительную систему составляют 25% от доходности. А у нас — доходность по пенсионным накоплениям меньше 50% от роста ВВП. При таких значениях распределительные пенсии оказываются большими по размеру, даже если на одного работающего приходится 5 пенсионеров. Но таких катастрофических демографических прогнозов никто не делает. Поэтому не только практически, но даже теоретически государственная накопительная система неэффективна. Это доказанный научный факт. Ее нужно свертывать, а уже собранные немалые деньги “молчунов”, находящиеся в распоряжении государственного Внешэкономбанка, отправить в Пенсионный фонд. Это позволит или увеличить пенсии, или закрыть хотя бы часть дыры в бюджете фонда.  

— Правительство тоже говорит о том, что надо что-то делать с деньгами “молчунов”...  

— Но смысл их предложений в том, чтобы отобрать эти деньги у ВЭБа и создать отдельную контору для управления этим куском! Тот, кто сейчас владеет 1 трлн. 300 млрд., просто так эти деньги не отдадут. Они же куда-то инвестируются, играют на рынке... А потом получается, что доходность такая низкая и никто за это не отвечает.
Если они не хотят решать эти проблемы, а хотят сами крутить накопительные пенсии, не облагая зарплаты богатых страховым взносом, через очень непродолжительное время во весь рост встанет вопрос о том, что делать с дефицитом Пенсионного фонда. Он и сейчас угрожающего размера и закрывается лишь дотациями из федерального бюджета. В 2009 году они составили 987,6 млрд. рублей, а в 2010 году прогнозируются в размере 1 трлн 670 млрд. рублей.  

— Пока есть стабилизационные фонды, оттуда можно брать...  

— Когда говорят, что деньги взяли в стабилизационных фондах, это означает, что их просто печатают. Или берут из нефтяных доходов бюджета. Фактически сейчас пенсии финансируются из федерального бюджета уже на 45%. Кстати, даже если отказаться от накопительной государственной пенсионной системы и ввести плоскую шкалу страховых взносов для всех, все равно придется дотировать ПФ из бюджета. Я не случайно оговорилась, что это позволит закрыть хотя бы часть дыры.  

— А в других странах без бюджета при выплате пенсий обходятся?  

— Есть разные схемы, и пенсионные системы работают с разной эффективностью, но в любом случае участие бюджета есть.

Когда выходить на пенсию?

— Предположим, ничего не делается, государственная накопительная система продолжает существовать рядом с распределительной, а страховые взносы остаются прежними. Есть ли способ заткнуть дыру в ПФ при таких условиях?  

— Есть справедливый вариант решения проблемы, а есть людоедские. Один из них уже использовался в 2002—2007 годах, когда с дефицитом боролись, сдерживая индексацию пенсий, невзирая на высокую инфляцию, и тем самым фактически сокращали их. А другой уже обсуждается: повышение пенсионного возраста. Хотя никаких объективных причин для этого нет. У нас очень непродолжительный период пребывания на пенсии: у женщин — около 17 лет, ну а средний мужчина вообще на пенсию не живет, хотя коэффициент дожития по закону считается 19 лет. И чистое пенсионное богатство (есть такой показатель — сколько годовых зарплат проживает на пенсии средний пенсионер) у нас всего 4. То есть средний пенсионер тратит на себя лишь 4 средние годовые заработные платы. Самая низкая норма. Ниже только в Перу.  

Низкая продолжительность жизни и низкая пенсия не дают никаких оснований для повышения пенсионного возраста.  

— Но говорят, мужчины стали жить подольше, и вообще смертность сокращается...  

— Это все трюк. Сейчас, если можно так сказать, в возраст умирания вступило очень малочисленное поколение, рожденное в годы Великой Отечественной войны. Обычная демографическая волна. Мы занимаем 131-е место в мире по продолжительности жизни. Не думаю, что среди стран, имеющих пенсионную систему, есть такие, которые могут сравниться по этому показателю с Россией. Будем жить, как в Швеции, тогда и на пенсию будем выходить позднее.  

— И президент, и правительство уже дали обещания бизнесу, что страховые взносы не будут повышаться в той прогрессии, как планировалось. Это правильно?  

— 32% лучше, чем 34%, но самой системы взимания это не меняет. Она остается, повторяю, несправедливой, когда бедный платит в процентном отношении больше, чем богатый.  

— А то, что это послабление работодателям хотят сделать за счет той части страховых взносов, которая идет на медицинское страхование, не нанесет удар по здравоохранению?  

— Очень хитроумный ход. Если бы снижение достигалось за счет пенсионного взноса, это пришлось бы компенсировать федеральному бюджету. А решение проблемы нехватки средств на медицину ляжет на плечи регионов. Вполне в русле нынешних веяний — побольше бремени взвалить на региональные бюджеты.

Заметили опечатку? Выделите ошибку и нажмите Ctrl+Enter.