В мае улан-удэнский русский драматический театр отправится на фестиваль «Ново-Сибирский транзит», называемый «сибирской золотой маской». Попасть на него престижно и значимо для любого театра за Уралом. Бестужевцы повезут спектакль Сергея Левицкого «Наводнение», в котором одну из главных ролей исполнила актриса Елизавета Михайлова.

Для молодой артистки, которая только в 2014 году пополнила труппу, прошлый и этот сезон богаты на большие роли. В том театральном году Лизе досталась роль Ани в спектакле «Вишневый сад» по Чехову, в этом – Ганьки в упомянутом «Наводнении», которая на глазах зрителей превращается из голодной сиротки в соблазнительницу, уводящую чужого мужа. Сейчас Елизавета Михайлова репетирует роль Ольги Лариной в премьере «Онегин», которую театр презентует уже 20, 21 и 22 марта.

О том, какой будет «Онегин» (16+) в театре Бестужева, на какие жертвы актрисе пришлось пойти ради «Наводнения», корреспондент Восток-Телеинформ поговорил с Лизой незадолго до премьеры.

– Что вы почувствовали, когда узнали, что спектакль «Наводнение» вошел в афишу фестиваля «Ново-Сибирский транзит»?

– «Наводнение» для меня сложный спектакль, это практически всегда преодоление и борьба с самой собой. К нему я готовлю себя как физически, так и психологически. К премьере, например, мне пришлось похудеть, и теперь за месяц до очередного показа я сажусь на диету. Но важно и внутренне настроиться. Когда прочитала о том, что мы попали на «Ново-Сибирский транзит», подумала, что мне это приснилось, так как прочитала только утром, спросонья. А потом появились и страх, и чувство ответственности, ведь это другой зритель, другая площадка, плюс эксперты, члены жюри, –авторитетные критики. Это волнительно, и масштаб другой, тем более мы открываем фестиваль. Поэтому и страшно, и приятно, и гордость, что нас взяли.

– Зачем вам надо было худеть для «Наводнения»?

– Моя героиня Ганька впервые предстает перед зрителем худой, голодной девчонкой. Она не доедала, росла без матери, ухода за ней не было. Сам Замятин в рассказе писал: «ноги тонкие, жалкие, босые». И режиссеру, и мне было важно, чтобы она вначале была такой жалкой и худой девочкой, у которой ребрышки торчат и которая конфеты под шкаф прячет. И потом она расцветает, из девочки превращается в соперницу с алыми губами, тонкой талией и высокой грудью. Но я не только худела, я еще и волосы покрасила. Всегда была блондинкой, но представила себе Ганьку именно темноволосой. Наверное, в отличие от Софьи, которую играет блондинка (актриса Лиана Щетилина - прим.ред.). А для меня из белого покраситься в темный – это очень серьезно.

– Для вас роль Ганьки – событие?

– Честно, я всегда мечтала о такой роли, где будет мало слов, но она будет очень значимой, то есть без меня спектакль не состоится (смеется). И очень приятно, когда некоторые зрители после спектакля говорили о моем персонаже: «ни слова не говорит, а прибить ее хочется». Ганька – сложная роль, нужно сыграть и тринадцатилетнюю девочку, и восемнадцатилетнюю девушку, которая уводит мужа у женщины, практически удочерившей ее. Она, с одной стороны, еще маленький ребенок, который не знал любви, а с другой, мне оправдать ее очень сложно, как говорят «на чужом несчастье счастья не построишь». Она все делает по-детски, неумело, глупо, нарочито выражая эмоции, но таким образом пытается бороться за свое счастье.

– Совсем скоро премьера спектакля «Онегин», расскажите, кого вы играете?

– Ольгу Ларину. Когда начали репетировать, я сразу подумала, что Ольга – это я, даже играть ничего не надо, выйти и улыбнуться, моя органика. Но потом, когда стали разбирать образ, я поняла, что она по-своему несчастна. Режиссер спектакля Иван Комаров главной темой определил нелюбовь, в пространстве которой живут все герои. Конечно, это Онегин, не способный ответить на чувства Татьяны, и Татьяна, и Ольга. Нелюбовь у всех проявляется по-разному, для сестер Лариных нелюбовь – это безумная потребность в любви. Ольга ищет эту любовь в Ленском, по спектаклю с сестрой у нее нет близких отношений, отца нет, мать далеко, няня не заменит семьи. И, несмотря на то, что она первая красавица на деревне, душа компании, она одинока. Но вначале хотела Татьяну сыграть, чтобы попробовать что-то новое, так как Ольга мне близка и понятна.

– Какого «Онегина» ожидать зрителю?

– Крутого! Это не «Онегин» в декорациях 19 века, это история про то, какими могли быть эти герои сегодня. Мы пытаемся понять, кто такой Онегин, Ленский, Таня, Оля сейчас, чем они близки нам и похожи на нас. Пушкин очень много пишет про русскую хандру, которой мучился Онегин. И мы пытались понять, от чего его хандра – составить, так сказать, психологический портрет. Это спектакль про человека, который не оправдывает ожиданий, по-настоящему лишний, выброшенный на обочину, и даже любовь Тани его не спасает, не воскресает в нем души прекрасные порывы.

– Как вам работается с режиссером?

– Иван Комаров приезжал в прошлом году на творческую лабораторию «Территория РОСТа» и ставил эскиз «Мама, мне оторвало руку», где я играла главную роль. И после эскиза я ему призналась в своих чувствах, как актриса режиссеру. Это режиссер, которого я понимаю. Он может сказать два слова, а я поняла, куда надо идти, как развивается мой персонаж. И когда сказали, что он приедет на постановку, я буквально молила, чтобы меня взяли в спектакль. Если бы не взяли, я бы ужасно расстроилась. Иван сказал, что не любит работать с большим количеством артистов, ведь если у актера эпизодическая роль, то он в нее не всегда достаточно вкладывается, у него пропадает интерес. Еще когда на сцене немного актеров, нельзя сфальшивить, за кого-то спрятаться – здесь будет видно каждого.В «Онегине» нас всего восемь человек, и у каждого есть «зонг» – самая болевая точка, выход персонажа, его эмоциональный выплеск. Когда у артиста это есть, когда он чувствует свою надобность, то больше включается в процесс и отдается. Сейчас у нас образовалась сплоченная команда, и мы точно знаем, что мы делаем.

– Если бы вы, будучи школьницей, посмотрели такого «Онегина», что бы подумали?

– Я бы офигела (смеется). Я вспоминаю себя, когда мы ходили классом в театр, и тогда казалось, что это такая нудятина. Мы видели дам в бальных платьях, героев во фраках и цилиндрах: и это было так далеко от нас, они говорили «дамс», «мадамс» – мы говорили на разных языках. А зачем мне знать, как было тогда, хорошее произведение можно открыть и прочитать. Театр – не иллюстрация литературы, и странно от него ждать, что он будет обслуживать потребности школы. А когда ты видишь, что Онегина можно встретить в твоей жизни, а Татьяна, влюбившаяся в первый раз и признавшаяся в чувствах, может быть твоей одноклассницей, – тогда интересно наблюдать за их жизнью. Такой Пушкин мне бы зашел.

– Вы жадная до славы?

– Глупо было бы отрицать, что мне вот моей маленькой роли достаточно, тут сбоку постоять, а большего я и не хочу. Каждый актер идет в профессию за славой, популярностью, востребованностью. Сейчас я рада, что у меня есть роли, что я нахожусь в этом тренаже, чувствую свою надобность, это приятно.

– Были ли у вас мысли оставить театр?

– Конечно, они у каждого есть. Но чем я буду заниматься? Тортики печь, так у меня руки не оттуда растут. В бизнес пойти? Но я задохнусь под кипой бумаг, встреч и отчетов. Вязать, рисовать? Без сцены я себя не представляю. Пусть я тумбочкой в «Анатэме» выйду, но выйду на сцену.

– Есть такой спектакль, который вы очень любите играть?

– «Пьяные» Ивана Вырыпаева. Там есть этот выход, когда ты эмоционально копишь, дома сложности, вне театра проблемы, но ты вышел и все, что накопилось, выплеснул. Для меня это монолог Марты, этот крик, зонг, когда ты отдаешься, падаешь и думаешь, как тебе хорошо. И очищаешься. Про «Наводнение» тогда режиссер сказал, что мы все как будто очистились. И хотя в «Наводнении» нет этой экспрессии, этот спектакль я люблю. Во время работы у меня не было страха перед режиссером, что я сделаю что-то не так, ведь от этого возникают зажимы, вранье. А здесь была такая свобода. Когда я чувствовала персонажа, когда она должна накрасить губы, когда распустить волосы. То ли мне Ганька так помогала, подсказывала. Я как будто точно знала, что должна мыть полы и напевать именно эту песню.

– А что вы поете?

– Изначально я должна была петь песню Йованки, только исковерканный вариант, но я пою из фильма «Сволочи»: «И тогда с потухшей елки...», когда герой пел про свою мать, которая приводила мужиков, тот момент, когда они понимали, что сейчас здесь умрут. И я поняла, что должна петь ее... И сейчас таким спектаклем с эмоциональным выплеском для меня будет «Онегин».

– Спасибо за беседу!

Ульяна Матвеева для Восток-Телеинформ. 

Заметили опечатку? Выделите ошибку и нажмите Ctrl+Enter.